Олег ПЛАТОНОВ

ЖИЗНЬ ЗА ЦАРЯ
(Правда о Григории Распутине)

«Воскресение»
Санкт-Петербург 1996

ОГЛАВЛЕНИЕ

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ
ПРЕДИСЛОВИЕ
НАЧАЛО ПУТИ
ГОДЫ СТРАНСТВИЙ
ТРАДИЦИИ СВЯТОЙ РУСИ
ЗНАКОМСТВО С «ВЫСШИМИ СФЕРАМИ»
ДЕЛО О «ПРИНАДЛЕЖНОСТИ К СЕКТЕ ХЛЫСТОВ»
«ДЛЯ НАРОДУШКА ЖИТЬ НУЖНО»
Слово Григорию Распутину: мысли из дневника
С ЦАРСКОЙ СЕМЬЕЙ
Слово Григорию Распутину: великие торжества в Киеве
ЧУМА XX ВЕКА
ТРАВЛЯ
РАСПУТИН И МЕСТНОЕ ДУХОВЕНСТВО
ПРОХОДИМЕЦ ИЛИОДОР
«Я ВЕДЬ ЗА МУЖИЧКОВ»
ПОКУШЕНИЕ НА УБИЙСТВО
ПОКАЗАНИЯ ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА
ЗАГОВОРЩИКИ
«Я ВЫШЕЛ ПОБЕДИТЕЛЕМ ИЗ ЭТОЙ БОРЬБЫ»
ДНЕВНИКИ НАРУЖНОГО НАБЛЮДЕНИЯ
КРУГ ЗНАКОМСТВ
ПОЧИТАТЕЛИ
АФЕРИСТЫ
Слово Григорию Распутину: посещение воспитательного дома
В МОСКВЕ
В РОДНЫХ МЕСТАХ
ПОСЛЕДНИЙ ГОД
УБИЙСТВО
СОЗДАНИЕ РАСПУТИНИАДЫ
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ...
Г.Е. РАСПУТИН ЖИТИЕ ОПЫТНОГО СТРАННИКА (Май 1907 год)

Г.Е. РАСПУТИН «МОИ МЫСЛИ И РАЗМЫШЛЕНИЯ» Петроград, 1915 год
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СВЯТЫМ МЕСТАМ и вызванные им размышления по религиозным вопросам

ИЗБРАННЫЕ МЫСЛИ. ПИСЬМА И ТЕЛЕГРАММЫ ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕОДОРОВНЫ с высказываниями Григория Распутина (1907 — 1916 гг.)
КОПИИ ТЕЛЕГРАММ И ПИСЕМ Г.Е. РАСПУТИНА ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ 1905 — 1916 гг.
ИЗ РАЗНЫХ ПИСЕМ И ТЕЛЕГРАММ

Слово Григорию Распутину: посещение воспитательного дома

«Посетил Петербургский Воспитательный дом для подкидышей и незаконнорожденных.
Умилительно и тепло. Слеза обливает грудь при взгляде на слабые творения, беспомощные, кроткие, а на личике светится у каждого благодать. Точно звёздочки с неба, мерцают в колыбельках детские глаза, и как жаль, что мало кто знает и редко кто ходит в этот дом, где человечество поднимается.
Надо ходить сюда, как и в больницы, где оно угасает. Господи, спаси и сохрани нас, грешников.
Сила, моща народная и красота духовная в них, вот этих самых колыбелях. Их нужно посещать. На них стоит смотреть.
Эти дети — буйство неукротимой плоти, от греха; от того, что мы зовём грехом и что все боятся. Да, грех! А Господь милостив!
Жаль, что здесь далеко от своего дома остаются плоды любви и тёмного буйства, лучшая, крепкая завязь населения. Но как хорошо смотрят за ними!
Какая ласка у этого доктора Конева: двадцать лет он здесь, сроднился с Воспитательным домом; в лице у него святое, когда говорит об уходе за младенцами и как уменьшилась их смертность. С детьми он пребывает, и в лице уже нет греха; плоть освободилась от буйства, и он — родитель всем беззащитным крошкам. Их моют — любуешься, до того хорошо и праведно. Уход и чистота у кормилиц малюток. И такая же простота и серьезность, как у самого доктора — верно, он из народа. Народ проще, спокойнее, чем высшие. И к мамкам чувствуешь больше веры, чем к поставленным над ними.
Власть портит душу человека, обременяет её, а тут нужна не власть, а любовь. Кто это поймет — благо ему в жизни.
Воспитательный дом устроен в благо великою женщиною — Царицей Екатериной, которая понимала, что такое любовь, и сама почувствовала много. Царственное сердце у ней было и царственный ум. Она показала, что спасать нужно не нас — это не нужно. А юность. Ангельскую душу, когда вся она ещё в парении к Небу, видит его и ангелов раскрытыми. Нас же враг одолевает. Каждого одолевает, и отбиваться от него редко кто может. Не у всякого — сила. Помогать нужно друг другу отбить нечистого от самой колыбели. Радостно, что видишь такую заботу около чужих и неизвестных детей.
Ни от кого об этом доме до сих пор не слышал — жаль, — и редкий знает, какой дивный цветник душевный являют малютки в Воспитательном, какая чистота, свежий воздух. Боялись и боятся слова «подкидыш». Воспитательным домом пугают. Но ведь тут простота, здоровье, столько сердечности. Дети спасают от гибели и матерей, которые кормят своей грудью, подбадривают. А главное — поучаются умному уходу за детьми деревенские простые бабы.
Они здоровы, да неопытны. Умны, да не утончились. Для них здесь школа мудрой и разумной жизни.
Нужно устроить несколько воспитательных домов наподобие петербургского и в других местах.
Два святых убежища, пусть даже великолепных и богатых, на всю Империю... Мало. Поучительно, но для избранных немногих. Великую жатву любви нельзя собирать в далёкие житницы. Из-за этого пропадает множество всходов, гибнут души, которые сохранились бы на украшенные потомства. Подумать, самые здоровые дети родятся от скрытой любви и потому сильной. Открытое — обыкновенно. Открыто чувствуешь нехотя, рождаешь слабо.
Великая хвала Господу возносится в храме при Воспитательном доме, который великолепен. Сколько же благоухающего фимиама поднимается, когда повсюду воздвигают подобные сады для возвращения детских душ.
Величие и слава государства строятся крепостью духа, любовью к детям, детству. Стройте скорее и больше подобных приютов ангельских. В них нет греха, они не за грех. Грех гнездится в порицании необыкновенного, вот когда отметают чужую душу и тело за то, что они обыкновенны. А мы боимся этого. Почему боимся — когда нужно радоваться и возносить хвалу Творцу и Создателю жизни и всего живущего?»

В МОСКВЕ

По разным делам Распутин нередко бывал в Москве. Здесь он останавливался в доме своей горячей почитательницы Анисьи Ивановны Решетниковой на Большой Царицынской улице, что недалеко от Новодевичьего монастыря. Это была старушка, 78 лет, вдова богатого человека, продолжавшая его дело под фирмой «И.С. Решетников и К°».
Дом Решетниковой был большой, белый, с массивными дверями. Покой Распутина здесь оберегался. Просто так к нему не пускали. На звонок выходил швейцар, «допрашивал» посетителя, затем звал сына хозяйки дома, который со своей стороны тоже учинял допрос.
— Григория Ефимовича многим хочется видеть, и потому здесь домашние стараются сохранить его покой. Вы, может быть, скажете, как ваша фамилия и что вам угодно? Что вас привело сюда и знаете ли вы лично Григория Ефимовича?
После допроса сын владелицы уходил и обычно возвращался с самим Распутиным. Вот как описывает одну из встреч посетивший его в доме Решетниковой.
«Довольно крепкая фигура, выше среднего роста, синяя русская рубашка, подпоясанная ремешком, серые штаны, сапоги бутылками. Длинные волосы гладко примазаны. Кругом лица густая окладистая борода, спускающаяся на грудь. Большие глаза прищуриваются».
«Распутин, — пишет посетитель, — подошел ко мне, пристально посмотрел и протянул руку.
— Здравствуй.
Говорит тихо. Голос вкрадчивый, мягкий, на «о».
— Садись, голубчик, расскажи...
Мы сели рядом на деревянной скамейке в вестибюле, и я начал рассказывать свое дело.
Дело моё, действительно, весьма трудное и казавшееся мне совершенно ненадежным.
Во время моего рассказа Распутин то глядел мне в глаза, то опускал голову...»

По окончании рассказа Распутин говорит: «Надо сделать, надейся, родной. Вот уже осенью увижусь и устрою... А сейчас прощай, когда оборудую, дам тебе знать» — и трижды поцеловал просителя.
25 марта 1915 года Распутин приехал в очередной раз в Москву, сопровождаемый своими постоянными агентами Свистуновым и Тереховым. Ведется параллельное наблюдение и по другим каналам. Из Петербургского в Московское охранное отделение летит срочная депеша:
«25 марта курьерским №1 выехал Москву Григорий Распутин кличка наблюдения «Темный» установить неотступно совершенно секретное наблюдение случае выезда сопровождайте. Телеграфируйте мне №139.
Полковник Глобачев».

Удивительно, но почему-то наблюдение Московского охранного отделения устанавливается только с 27 марта.
Ни на одной странице нет ни одного намека на скандальные события, в которых якобы участвовал Распутин сразу же по прибытии в Москву.
Дело в том, что через два с половиной месяца после этой поездки против Распутина задним числом фабрикуется еще одна, пожалуй, самая гнусная фальшивка. Ее заказчиком был шеф корпуса жандармов, товарищ министра внутренних дел, масон Владимир Федорович Джунковский, бывший московский губернатор в 1905-1913 годах. Конечно, в то время о масонстве Джунковского никто не знал. Джунковский является одним из самых преданных сторонников Великого князя Николая Николаевича, который в это время, находясь на посту Верховного главнокомандующего, рвется к высшей власти. Одним из препятствий на пути к ней является влияние Распутина на Царя. По мнению Николая Николаевича, Распутина надо дискредитировать любыми средствами. Масон Джунковский с этим согласен.
Джунковский восемь лет служил в Москве губернатором, знает людей, обстановку, поэтому недаром театром будущих действий фальшивки становится именно Москва.
Итак, через десять недель после посещения Распутиным Москвы на имя Джунковского поступает письмо от начальника охранного отделения Москвы.
На бланке начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве:
«5 июня 1915 г. № 291834
Совершенно секретно
Личное
Его превосходительству г-ну товарищу министра внутренних дел, командующему отдельным корпусом жандармов (Джунковскому).
По сведениям Пристава 2 уч. Сущевской части г.Москвы полковника Семенова, 26-го марта сего года, около 11 час. вечера, в ресторан «Яр» прибыл известный Григорий Распутин вместе с вдовой потомственного почетного гражданина Анисьей Ивановной Решетниковой, сотрудником московских и петроградских газет Николаем Никитичем Соедовым и неустановленной молодой женщиной. Вся компания была уже навеселе. Заняв кабинет, приехавшие вызвали к себе по телефону редактора-издателя московской газеты «Новости сезона», потомственного почетного гражданина Семена Лазаревича Кугульского и пригласили женский хор, который исполнил несколько песен и протанцевал «матчиш» и «кэк-уок». По-видимому, компания имела возможность и здесь пить вино, так как опьяневший еще больше Распутин плясал впоследствии «Русскую», а затем начал откровенничать с певичками в таком роде: «Этот кафтан подарила мне «старуха», она его и сшила», а после «Русской»: «Эх, что бы «сама» сказала, если бы меня сейчас здесь увидела». Далее поведение Распутина приняло совершенно безобразный характер какой-то половой психопатии: он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести разговоры с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде: «люби бескорыстно», — прочие наставления в памяти получивших их не сохранились. На замечания заведующей хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя пред женщинами, и продолжал сидеть в том же виде. Некоторым из певичек Распутин дал по 10-15 руб., беря деньги у своей молодой спутницы, которая затем оплатила и все прочие расходы по «Яру». Около 2 часов ночи компания разъехалась. Об изложенном, вследствие телеграфного приказания от 31 минувшего мая за N 1330, имею честь донести Вашему Превосходительству.
Полковник Мартынов»

Через два дня тот же полковник направляет Джунковскому еще одну бумагу.
На бланке начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве :
«7 июня 1915 N 300768
Совершенно секретно
Лично
Его превосходительству г. товарищу министра внутренних дел, командующему отдельным корпусом жандармов. В дополнение к донесению моему от 5-го сего июня за N 291834, имею честь представить при сем Вашему Превосходительству одну из собственноручных записок Григория Распутина, из числа розданных им певичкам женского хора ресторана «Яр», при посещении им этого увеселительного заведения 26 марта сего года. Записка написана карандашом на обрывке листа писчей бумаги и крайне неразборчиво по малограмотности ее автора, но, по-видимому, читается так: «Твоя красота выше гор. Григорий».
Полковник Мартынов».

К этой бумаге приложен конвертик с запиской на обрывке листа, почерк которой очень отдаленно напоминает почерк Распутина, а при внимательном рассмотрении мало похожий на него.
И все. Больше поэтому делу никаких документов нет .Только две бумажки и плюс еще разные домыслы Мартынова по поводу событий.
Ни показаний свидетелей, ни протоколов допросов. В документе ссылаются на певичек и служащих ресторана «Яр», но из них никто не допрошен.
Нет показаний ни Решетниковой, ни Кугульского, ни Соедова. Их просто не было.
То есть, кроме рассказа некоего пристава 2 уч. Сущевской части полковника Семенова, который знает это со слов других «неизвестных лиц», нет ни одного свидетельства, ни одного доказательства, кроме «записочки».
Я ее верчу в руках, рассматриваю со всех сторон. Даже если это и не подделка (а скорей всего что подделка, я много видел записок с почерком Распутина, эта самая непохожая), каракули написаны на ней так неразборчиво, что их можно трактовать как угодно. Например, ее можно прочитать и так:
«Твое прошение вышли скорее». Потом опять же, если она изъята у какой-то певички, почему не указана фамилия, почему нет ее показаний?
Дело, еще не расследованное, передается широкой огласке в печати, обрастая там массой еще более фальшивых и неприличных подробностей.
Николай Второй поручает расследовать его и представить отчет. Однако самое тщательное расследование не дало ничего нового. Выясняется только, что нити этого дела тянутся к самому Джунковскому и связанному с ним градоначальнику Москвы генералу Адрианову.
Выступить против Распутина открыто Джунковский решился только 1 июля 1915 г. К этому времени он собрал пухлое досье, в котором полицейские фальшивки, соседствовали со слухами и сплетнями, выдаваемыми за результаты агентурной работы.
В тот день Джунковский делал Царю отчет о событиях в Москве и, когда закончил, вдруг без всякого перехода попросил Царя выслушать его и по другому вопросу.
Как пишет сам Джунковский, услышав это, «Государь несколько изменился в лице, принял серьезное выражение и, пристально посмотрев на меня, сказал «пожалуйста, говорите».
Как утверждал Джунковский, Государь во время доклада не проронил ни слова, все время смотрел ему прямо в глаза и только бледность лица выдавала его волнение. Когда Джунковский кончил, Государь тихим голосом спросил его: «у вас это все изложено, у вас есть памятная записка?» Джунковский ответил утвердительно. «Дайте Мне ее». Джунковский достал из портфеля свою записку и передал Царю, который сразу же положил ее в ящик стола и запер на ключ. Возникла пауза, после которой Джунковский пытался убедить Царя, что записка составлена им лично и в одном экземпляре, копий с нее не имеется, а черновик уничтожен. (Как окажется позднее, это была неправда).
Джунковский также утверждает, что Государь сказал ему: «Благодарю Вас». «Эти слова, — пишет Джунковский, — меня обрадовали и подбодрили — многие до меня, не исключая и лиц Императорской Фамилии, начинали говорить не раз о Распутине, но я был первый, которому Государь дал все высказать, которому не сказал: «прошу не вмешиваться в Мои личные семейные дела» (ГАРФ ф.826, д.56, Л.178).
Опять же со слов самого Джунковского, он якобы стал высказывать Государю свои предположения, что Распутин является объектом, которым пользуются враги государства, для гибели России и династии, и потому он просит разрешение установить строжайшее наблюдение за всеми лицами, посещающими Распутина, и кого он посещает, а особенно за лицами, подающими ему прошения, для передачи на высочайшее Имя (как будто это уже не делалось!). И якобы Государь сказал ему: «Я вас даже прошу это выполнить, но все, что вы будете замечать, вы будете говорить Мне непосредственно, это все будет между нами, я вас очень благодарю». В тот день Джунковский провел у Царя с 10 часов вечера до половины первого ночи и вышел от Него «счастливым и довольным».
днако веселиться ему было рано. Разобраться с запиской Джунковского о Распутине Царь поручил своему доверенному лицу Н.П. Саблину. Тот допросил Джунковского и попросил его представить свидетелей, которые могли бы все подтвердить.
Самое поверхностное расследование показало, что «факты» Джунковского либо сфабрикованы, либо намеренно искажены. Так при допросе московского градоначальника Адрианова и некоторых других лиц вскрылось, что дело о кутеже в ресторане «Яр» было сфабриковано. Оказались липовыми и другие «факты», приводимые Джунковским.
Поняв, что имеет дело с бессовестным интриганом и лжецом, Царь Джунковского немедленно уволил. В записке Государя так и говорилось: «Настаиваю на немедленном отчислении Джунковского от должностей...» Это произошло 15 августа. Фактически Джунковский исполнял свои обязанности в течение всего августа (ГАРФ, ф.826, д.56, Л.305).
Вместе с Джунковским полетели и его друзья из Царской свиты князь Орлов — начальник военно-походной канцелярии — и его помощник Дрентельн.
А уже 17 августа масон А. И. Гучков направил Джунковскому письмо, где писал: «Всей душой с Вами. Знаю, что Вы переживаете. Но не скорбите, а радуйтесь Вашему освобождению из плена. Вы увидите «они» — обреченные, их никто спасти не может. Пытался спасти их Петр Аркадьевич. Вы знаете, кто и как с ним расправился. Пытался и я спасти. Но затем махнул рукой. Пытались сделать и Вы, но на Вас махнули рукой «(ГАРФ, ф.826, д.56, Л.312).
Позднее градоначальник Москвы генерал Адрианов передал Вырубовой заявление, в котором говорил, что «по лично им произведенному расследованию, неблагопристойности Распутин не производил у «Яра». Однако Распутин даже отказался встретиться с Адриановым, когда тот попросил об этом. «Нужно было в свое время, — сказал Распутин, — когда он был градоначальником, посмотреть, что такое полиция написала ген. Джунковскому».
Фальшивки Джунковского прочитали и Великие князья, и члены Государственной Думы, и много других людей. Бездоказательные бумажки стали средством подрыва престижа царской власти. Джунковский распространяет слух., что царь согласен с его выводами и хочет наказать Распутина. Когда царь во всем разобрался, он Джунковского сместил, а царица стала считать его личным врагом. «Ах, дружок, — писала она царю 22 июня 1915 года, — он нечестный человек, он показал Дмитрию (Великому князю. — О.П.) эту гадкую, грязную бумагу (против нашего Друга), Дмитрию, который рассказал про это Павлу и Ане. Это такой грех, и будто бы ты сказал, что тебе надоели эти грязные истории, и желаешь, чтобы он был строго наказан.
Видишь, как он перевирает твои слова и приказания — клеветники должны быть наказаны, а не Он. В Ставке (т.е. Великий князь Николай Николаевич. — О.П.) хотят отделаться от Него (этому я верю), — ах, это все так омерзительно! Всюду враги, ложь. Я давно знала, что Джунковский ненавидит Григория и что преображ. потому меня ненавидит, что чрез меня и Аню Он проникает к нам в дом».

В РОДНЫХ МЕСТАХ

Влиятельные враги Распутина не оставляют его вниманием даже в родных местах. Джунковский, потерпевший полный провал с делом о «кутеже Распутина» в ресторане «Яр», торопливо ищет новые факты, которые бы подтвердили аморальное поведение Распутина. Лично для него этот вопрос жизненно важен, так как решается судьба его дальнейшей карьеры.
1 июля 1915 года на имя начальника Тобольского губернского жандармского управления Владимира Андреевича Добродеева поступает совершенно секретный приказ товарища министра внутренних дел генерал-майора масона Джунковского об установлении негласного наблюдения, результаты которого докладывать непосредственно Джунковскому .
Следует напомнить, что к тому времени возле Распутина в качестве охраны постоянно находились два агента — Даниил Терехов и Петр Свистунов, которые наблюдали за каждым шагом, пили с ним чай, читали ему газеты и книги.
Кроме наблюдения через обычных секретных агентов полиции, Добродеев принимает на тайную службу «для собрания сведений о Распутине» служащую в потребительской лавке в с. Покровском мещанку города Оханска Сергееву Татьяну Михайловну (37 лет, имевшую мужа и троих детей, работавшую «поштучно» по слежке за Распутиным с 1911 года). И предписывает, чтобы надзор был «действительным и было бы вполне ясно определено, с кем и какие сношения он имеет, что он «проповедует», не говорит ли он против настоящей европейской войны». Как мы убедимся ниже, Джунковскому был крайне необходим компромат на Распутина именно по этому последнему вопросу.
Уже 15 июля из Покровского поступает сводка. Унтер-офицер Прелин сообщает, что 21 июня 1915 года Распутин прибыл в Покровское в сопровождении двух агентов — Свистунова и Терехова. В июле у Распутина гостила Патушинская, которая уехала к себе в Ялуторовск 13 июля. «С Распутиным ходила под ручку, называла его отцом». Кроме того, была еще одна дама с маленькой девочкой, которые уехали 12 июля. Кроме того, на несколько часов приезжал еврей из Перми Вульф Янкель Бергер.
Унтер жалуется на то, что Распутин своих гостей не прописывает, «отвечает, что у меня бродяг нет».
«11 июля 1915 г., — сообщает негласный наблюдатель, — пожертвовал своим односельчанам 500 рублей деньгами». «Ничего мужикам своего общества противоправительственного не высказывал».
«21 июля. Добродеев доносит Джунковскому: «Известный Вам крестьянин Григорий Распутин вместе со своим сыном вечером 14 июля пароходом «Иван Игнатов» прибыл из села Покровского в Тобольск, где останавливался в архиерейском доме у епископа Тобольского и Сибирского Варнавы и на другой день вечером 15-го июля на пароходе «Сухотин» выехал обратно в Покровское».
«24 июля. 17 июля Григорий Распутин с сыном вернулся из Тобольска, а 21-го взял двух своих дочерей, выехал на пароходе «Китай» в Тюмень, а дальше поездом в Ялуторовск. Ехал погостить с дочерьми у Патушинских. На пристани Распутина встречали жена отставного капитана Аксенова и мещанка Юдина, у которой Распутин останавливался, приезжая в Ялуторовск. Как всегда, с Распутиным были агенты охраны Терехов и Свистунов. 24 июля Распутин возвратился из Ялуторовска в Покровское».
Полицию интересует личность всех лиц, которые входят в окружение Распутина. Особое их внимание привлекают Патушинские. Завязывается полицейская переписка.
Вот что сообщает полиция: Григорий Иннокентьевич Патушинский, около 30 лет, из мещан, русский, православный, кончил курс Иркутского юнкерского училища, сначала 1914 года городской нотариус. При мобилизации был призван из запаса на военную службу, контора нотариуса была оставлена за ним. Оставлен в Ялуторовске телеграммой Главного штаба при уездном воинском начальнике. До вступления на должность нотариуса проходил воинскую службу в 42-м Сибирском стрелковом полку.
«Совершенно секретно.
По полученным мною сведениям от лица, указанного в предписании, видно, что бывший нотариус Патушинский человек очень воспитанный, корректный и выдержанный; что касается его политических взглядов, то он их не высказывает, по-видимому, «политикой» интересуется мало. Отличаясь слабовольным характером, Патушинский находится всецело под влиянием своей супруги, которая и старается использовать знакомство с Григорием Распутиным — в целях выдвижения супруга по службе; ее же старанием Патушинский оставлен в Ялуторовске, после призыва по мобилизации, и, как слышно, Распутин будто бы обещал выдвинуть Патушинского даже на пост губернатора.
Ротмистр Калмыков».

19 июля у Распутина жили двое гостей из Петрограда: Иван Иванович Добровольский со своею будущей женой Марией Александровной Авчуховой. Когда пришел сельский староста для прописки документов гостей, жена Распутина ответила, что у нас бродяг нет. Добровольский сердито закричал: гнать их в шею. Но тут вышел сам Распутин, догнал старосту, попросил вернуться и предоставил документы гостей для прописки .
27 июля 1915 года Распутин был в церкви на обедне, когда ему принесли телеграмму; прочитав ее, он, не дождавшись завершения обедни, покинул церковь и стал немедленно собираться в дорогу. Вместе с сыном и неразлучными с ним Тереховым и Свистуновым Распутин отправляется на лошадях в Тюмень.
31 июля 1915 года на имя Добродеева поступает донос на Распутина.
«При поездке Распутина на пароходе «Комета» 24 июля с. г. из Тюмени в Покровское в разговоре с одним из пассажиров Распутин сказал: «Я говорил Государю, чтобы заключить мир», что слышала тобольская мещанка Семенова — жена бывшего жандармского писаря при Тобольском губернском жандармском управлении».
Добродеев немедленно направляет это сообщение Джунковскому. Тот дает приказ тщательно разработать это дело. Но уже предварительное расследование показывает, что этот разговор скорей всего выдуман. Оказывается, писаря Семенова не существует и в природе, а есть писарь Семен Кряжев, которого по ошибке произвели в Семеновы. Но Кряжев в этом месте давно не живет, правда, у него есть жена, которая, возможно, слышала эти слова, но она тоже в отъезде. Найти ее — требует Джунковский! Ведь если удастся запротоколировать эти слова, значит, появится формальное право расправиться с Распутиным. Документально подтверждается, что Джунковский и тобольский губернатор Станкевич готовятся выселить Распутина из родного села и сослать его в отдаленные места Сибири.
«Примите меры к розыску Кряжевой и в случае розыска допросите ее протокольно: действительно ли она слыхала, как Григорий Распутин сказал (когда, где и кому), что он, Распутин, «говорил ГОСУДАРЮ, чтобы заключить мир».
Товарищ министра внутренних дел и Командующий Отдельным корпусом жандармов Свиты Его Величества генерал-майор Джунковский обращает особое внимание на сношения и всю «деятельность» этого Распутина. Тобольский губернатор действительный статский советник Станкевич, который виделся в Петрограде с генерал-майором Джунковским, сказал мне, что подобные разговоры Распутина, особенно, когда он упоминает имя Его Императорского Величества, не могут быть допустимы и потому в подобных случаях такие разговоры надлежит формально запротоколировать и представить г-ну Начальнику Губернии на предмет высылки его из места родины села Покровского».
Это дело безнадежно затягивается. Идет долгая полицейская переписка. Пока 27 сентября 1915 года начальник Томского губернского жандармского управления направляет в Тобольск письмо, в котором сообщает, что «Параскева Кряжева... при допросе ничего существенного по делу не показала».
Так кончается еще одна, но далеко не последняя попытка скомпрометировать Распутина.
Информация об этом деле, по-видимому, намеренно, как и в случае с рестораном «Яр», просачивается в печать. Некоторые сибирские газеты публикуют целый ряд материалов, судя по всему, срежиссированных из одного места. Чувствуется одна рука, один источник. Прежде всего это газеты «Биржевые ведомости» (гл. редактор М.М Гаккебуш) и «Петербургский курьер». Основным автором по этой тематике был уже известный нам журналист Дувидзон, он же Паганини.
В газете «Ермак» от 30 июня 1915 года наряду с грубыми клеветническими выпадами против Распутина делается отчетливая попытка поссорить его с царем. Как и раньше, без ссылки на конкретный источник говорится о том, что недавно проездом на пароходе из Тобольска «старец» много говорил о политике... «высказывая довольно откровенно мысли о современном положении России и отзываясь об известном высокопоставленном лице в таких дерзких и непозволительных выражениях, за которые почтенного старца следовало бы «выстегать».
Надо только удивляться недальновидности старца, хвастающегося своим значением и силой в то время, когда народ в полном единении со своим царем напрягает все силы в борьбе с могучим врагом».
Следующая публикация (август 1915 года) в этой же газете содержит требование отдать Распутина под суд за его поддержку немецкой партии и различные «темные дела».
«Старец», всегда пользовавшийся покровительством немецкой партии, — пишет газета, — начинает в раболепствующих пред ним кругах вести проповедь о необходимости заключить немедленный мир и жить по-прежнему в добром согласии с Вильгельмом.
Разумеется, при современном настроении общества подобные проповеди Распутина не будут иметь ни малейшего успеха, но уже самый факт таких выступлений ставит на очередь вопрос о необходимости раз и навсегда покончить с этой темной личностью.
Первые шаги в этом отношении уже сделаны печатью.
За Распутиным числится немало дел явно уголовного характера в самых разнообразных учреждениях... (надо) ... завершить их преданием Распутина гласному церковному и гражданскому суду». Газета не приводит ни одного конкретного факта. Более того, все обвинения носят открыто клеветнический характер.
Но это только начало новой волны травли. «Сибирская торговая газета» 8 августа 1915 года публикует статейку «О старце».
«Нам сообщают, — говорится в ней, — что «Покровский старец» Гр. Распутин на днях выехал в Петроград, как говорят, хлопотать о своем «друге». Из авторитетных источников передают, что «влияние» старца в известных сферах очень пошатнулось и сводится к нулю. В столице не до «старца». Это, видно, сознает и сам Покровский чудодей: так, он телеграфировал на днях одному из своих «друзей», подпавших под опалу: «Пропал Степан, не до б... там». В этой статье, как и в предыдущей, нет ни одного слова правды, кроме факта поездки Распутина в Петроград.
«Сибирская торговая газета» от 14 августа 1915 года в статье «Григорий Распутин в Петрограде» сообщает выдуманную новость о высылке Распутина из столицы: «Недавно высланный из Петрограда без права выезда из Тобольской губ. (выделено мною. — О.П.), «старец» Григорий Распутин явился в Петроград и разъезжает по улицам столицы со своими поклонницами. Свою квартиру он оставил и поселился временно у одной из своих поклонниц на Каменноостровском проспекте (такого случая никогда не было, как и высылки Распутина из Петрограда. — О.П.).
Передают, будто Распутин был вызван на днях из Тобольска сановным лицом, об уходе которого стали говорить в последние две недели. По слухам, Распутин на днях посетил министра финансов П.Л. Барка и продолжает посещать своего друга, бывшего товарища обер-прокурора Синода П.С. Доманского. Передают, что приезд Распутина совпал с днем отъезда А.Д. — Самарина в Москву. Распутин воспользовался отсутствием Самарина и посетил некоторых членов Синода, которые продолжают принимать Распутина».
С каждой новой публикацией степень клеветнической фантазии становится все ярче и изощренней. «Биржевые ведомости» начинают печатать целую серию статей о жизни Распутина, которые перепечатывают по всей России и, конечно, в Сибири (газеты «Ермак» и «Сибирская торговая газета»). Статьи идут за подписью «Вениамин Борисов», но за ней скрывается все тот же Дувидзон, имя и отчество которого было Вениамин Борисович.
Не утруждая себя доказательствами, газета обещает читателям познакомить их с «биографией этого проходимца, в прошлом которого имеется уголовный элемент». Познакомим вас с некоторыми выдержками из этого «произведения», которое можно назвать классическим образцом клеветнического жанра.
Итак, слово Дувидзону:
«Нервная, подвижная фигура, с длинной бородой, с лицом «под Христа», с серым неприятным взглядом всегда бегающих глаз, с нарочито грубоватой манерой разговора и подчеркнутым неряшеством — таков внешний облик Распутина. До сих пор он не привык еще обращаться с вилкой и берет пищу пальцами, которые протягивает после еды своим многочисленным поклонницам, а те облизывают их с чувством высшего удовлетворения. Грубость, доходящая до цинизма, внушает великосветскому кружку, среди которого вращается Распутин, благоговение и восхищение.
Григорий Распутин — уроженец и житель села Покровского Тюменского уезда. Село захудалое, бедное, окруженное болотами, глухое и дикое, забытое Богом и людьми. Пишущему эти строки пришлось пробираться туда в телеге, которая местами утопала в грязи выше колес. Жители села Покровского — настоящие сибирские «жиганы», народ, готовый на все, и даже среди них, по своей бедности и моральному уровню, семья Распутиных занимала последнее место.
«Воры они и пьяницы», — говорят в один голос покровцы о Распутиных.
Отец Распутина не раз бывал бит за воровство и озорство.
«Весь род их воровской, — характеризуют Распутиных односельчане. — А про Гришку что сказать? Последний мужик был, слюнявый этакой, гнушались им в селе у нас...»
В этой статье, как и других статьях этого журналиста, что ни слово — то ложь. Запачкано все, что можно запачкать, — от села и односельчан Распутина до его родного отца, да и всего крестьянского рода.
Далее Дувидзон описывает выдуманную им сцену хлыстовских радений.
«Во дворе своего дома в с. Покровском Распутин и его первые поклонники вырыли глубокую яму и поставили в ней обыкновенный железный треножник, заменявший жертвенник.
«И тогда начались моления, — рассказывают покровцы. — Зажгут большой огонь в яме, поставят треножку и молятся на огонь. Помолятся, помолятся и давай прыгать с бабами через огонь. А сгорит костер — срамота пойдет. Вповалку, значит, блудят. Спрашивали мы Гришку: «Что это ты, пьяница, делаешь? А он в ответ: «Не согрешишь, не покаешься, грех, говорит, для покаяния, грех Богу угоден, как и подвиг, без греха нету подвига и покаяния». Так-то Гришка про моления свои толковал. А срам ведь!»
В следующей статье Дувидзон описывает взяточничество Распутина.
«В штаб-квартире Распутина в Тюмени, у сундучника Стряпчева, творилось нечто невероятное... Приема у Распутина добивались сотни людей, знатных, державших в своих руках всю полноту власти.
Но попасть к Распутину было не так просто. Секретари его брали взятки по 200-300 рублей за устройство аудиенции у «самого».
Секретари Распутина делали большие дела, потому что к старцу за заступничеством обращались все.
Существовала даже подробно расписанная такса: сколько с кого брать.
Слухи о делах секретарей дошли до Распутина, и он обратился к... за советом.
— Возьми мою сестру в управительницы, — посоветовал ему епископ.
Совет был принят. Сестра... с этих пор становится у дел Распутина. Она следит за разборкой его огромной корреспонденции, опрашивает посетителей, стекающихся со всех концов России к Распутину, решает, кого можно принять и кого нельзя, и единолично получает мзду, из которой малую толику уделяет секретарям».
Далее Дувидзон печатает массу фантастических выдуманных подробностей о приезде Распутина в Тобольск, о торжественной встрече его местной администрацией, об обеде с губернатором, о плясках Распутина с бабами под граммофон. Рассказываются подробности о жалобах крестьян и горожан на развратное поведение Распутина, которые местной администрацией не рассматриваются из-за боязни поссориться с могущественным старцем.
Опровержения на эту статью начинаются сразу же. Тобольский губернатор А. Станкевич (кстати говоря, враг Распутина) потребовал у «Биржевых ведомостей» и у «Сибирской торговой газеты» печатного опровержения. Он, в частности, писал:
«В № 225 второго изд. газеты «Биржевые ведомости», в статье «Житие старца Распутина», допущен ряд неверных сведений, а также вымыслов:
1) Крестьянин села Покровского Тюменского уезда Григорий Ефимович Распутин никогда на обед к губернатору ни один, ни с кем-либо не приглашался, за последние 3,5 года был в губернаторском доме один раз на приеме — по делам крестьян села Покровского.
2) Соответственно отпадает и весь фантастический рассказ о самом обеде, граммофоне и т.д. (кстати, автор, очевидно, мало знаком с Сибирью; граммофоном сибиряка не удивишь, так как этот инструмент широко распространен по селам).
3) Никаких встреч, тем более торжественных, до участия вице-губернатора включительно, в Тобольске Распутину никогда не устраивалось.
4) Никакой жалобы ни от кого из жителей села Покровского, которые неоднократно по своим делам мне пишут и заявляют устно, в частности, от какого-то «интеллигента» с разоблачением поведения Распутина, я не получал, и соответственно никому за это не делал и не мог делать «внушение с угрозами выжить из села».
Покорнейше прошу все газеты, перепечатавшие означенную статью, не отказать поместить мое опровержение.
Тобольский губернатор Андрей Станкевич».
И обе эти газеты напечатали это опровержение, только очень неброско, мелким шрифтом, причем продолжительное время спустя. Зато сама статья пошла гулять и размножаться по всей России, приобрела характер первоисточника сведений о Григории Распутине. А в советское время по этому источнику писались статьи и книги «маститыми» историками.
В наших архивах хранятся материалы еще об одном деле, которое «шили» Григорию Распутину летом 1915 года. Как это ни странно, оно не получило никакого освещения в печати, хотя было сработано по образцу случая о непристойном поведении в ресторане «Яр». Дело это стало лебединой песней масона Джунковского.
Давайте познакомимся с ним. 9 августа 1915 года в 5 часов утра Распутин с сыном вернулся из Петрограда в сопровождении все тех же неразлучных с ним агентов Свистунова и Терехова. В Тюмени он заезжает ненадолго к своему другу Дмитрию Дмитриевичу Стряпчеву, где оставляет своего сына, а сам отправляется на пристань и пароходом «Товар-пар» уезжает в Покровское. Ни на пристани, ни на вокзале ни в чем предосудительном не замечен, сообщают агенты.
Об этой поездке вспоминают почему-то только две недели спустя, когда 24 августа на имя начальника жандармов Добродеева поступает секретный рапорт ротмистра Калмыкова, в котором он, ссылаясь на сведения, полученные от местного купца Александра Ивановича Михалева, докладывает следующее:
«Купец ехал на пароходе «Товар-пар», причем среди других пассажиров находился и Григорий Распутин. «Старец» был сильно пьян, безобразничал и приставал к публике, предлагая какую-то книжку (можно предположить: собственное его произведение).
На пароходе следовала команда солдат, которых он ввел в салон 1-го класса (а нижним чинам в то время не разрешалось находиться в этом салоне — О. П.) и хотел угостить их обедом. Это вызвало возмущение пассажиров, по требованию которых капитан парохода под угрозой высадки и удалил Распутина и солдат. Спустившись в помещение палубных пассажиров, Распутин что-то кричал, заставлял солдат петь песни и дал 125 рублей.
Очнувшись снова наверху, Распутин мешал командиру парохода исполнять свои обязанности и приставал к жене чиновника особых поручений при тобольском губернаторе, фамилия которой неизвестна, ... эта просила командира составить протокол, но был ли он составлен, неизвестно.
Помимо этого, на Распутина подал жалобу в Тобольске официант парохода за то, что «старец» возводил на него обвинения в краже 3000 руб.
Будучи уже совершенно пьяным, Распутин заснул в своей каюте за столом и, как говорит публика, «омочился». По прибытии в Покровское Распутина вытаскивали из парохода матросы, ведя его под руки. Ротмистр Калмыков».
Другое донесение, полученное Добродеевым, пересказывает то же самое плюс добавляет, что Распутин перед высадкой из парохода пожертвовал на нужды Красного Креста 50 рублей.

Донесения начальника Тобольского губернского жандармского управления Добродеева шефу жандармов Джунковскому:
«27 августа 1915 года.
Рапорт
Помощник мой в Тюменском, Туринском и Ялуторовском уездах ротмистр Калмыков донес мне, что 9-го сего августа на пароходе «Товар-пар» по пути из Тюмени в село Покровское Тюменского уезда среди других пассажиров был крестьянин Григорий Распутин, который был сильно пьян, безобразничал и приставал к пассажирам. На этом же пароходе следовала команда солдат, которых Распутин ввел в салон 1-го класса и хотел угостить обедом, что вызвало возмущение пассажиров, по требованию которых капитан парохода, под угрозой высадки, удалил Распутина и солдат из салона. Спустившись вниз, на палубу 3-го класса, Распутин что-то громко кричал, заставляя солдат петь песни, и дал им за это 125 рублей. Пробравшись затем снова наверх парохода, Распутин стал мешать командиру парохода исполнять свои обязанности и особенно приставал к жене чиновника особых поручений при Тобольском губернаторе, которая просила командира парохода составить об этом протокол. Помимо этого, на Распутина собирался подать жалобу и официант парохода, за то, что Распутин возводил на него ложное обвинение в краже 3000 рублей.
Будучи уже совершенно пьяным до бесчувствия, Распутин в своей каюте упал на стол и заснул, и, как говорили в публике, «омочился». По прибытии парохода в село По крове кое Распутина высаживали матросы, ведя его под руки.
Донося об изложенном Вашему Превосходительству в дополнение рапорта моего от 26 августа за № 68, докладываю, что об этом случае по приказанию господина Тобольского губернатора производится расследование Тюменским уездным исправником.
Полковник Добродеев».

Это донесение предназначалось для ознакомления с ним царя, так же как в свое время ему было представлено донесение полиции о «дебоше» в ресторане «Яр». Почему же его не передали царю?
Почему сведения о якобы недостойном поведении Распутина 9 августа становятся известными только через две недели, несмотря на постоянное за ним наблюдение? Это тем более странно, так как при Распутине находилось два агента охраны, которые были приставлены Джунковским. Почему они ничего не сообщили? (Да и зачем Распутина надо сводить под руки матросам, если у него были два личных охранника?) И каким образом «мертвецки» пьяный Распутин сумел дать 50 рублей на Красный Крест?
Несмотря ни на что, Добродеев приказывает подробно расследовать это дело и представить свидетелей. Однако реальных свидетелей найти не удалось. «Жена чиновника особых поручений» так и осталась неизвестной. Купец Михалев показаний не дал. Никакого официального протокола составлено не было. Никакой официант жалобу не подавал.
Была одна голая полицейская бумажка, не подкрепленная ни показаниями свидетелей, ни опросом пассажиров и солдат, ехавших на пароходе, а установить их было так легко.
Значит, этой фальшивке побоялись дать ход! Взвесили все, просчитали и поняли, что и здесь организаторов этого дела ждет конфуз в не меньшей степени, чем в случае с рестораном «Яр».
Но а как же было на самом деле? По отдельным материалам можно восстановить реальную картину событий. В Центральном государственном архиве хранится телеграмма, в которой Распутин и обращается к своему другу тюменскому игумену Мартемиану с просьбой уладить дело с официантом первого класса парохода «Товар-пар». Распутин пишет, что был сильно расстроен и повздорил с официантом («покорил» его). А дело было так. Распутин решил за свой счет накормить солдат, ехавших на том же пароходе из Тюмени в Тобольск. Однако ресторан был только на палубе 1-го класса, куда он их и привел. Однако по существующим тогда правилам нижним чинам запрещалось появляться на палубе 1-го класса. Официант стал прогонять «какого-то бородатого крестьянина» с солдатами, началась перепалка. Официант вызвал командира, и тот настоял на освобождении от солдат и Распутина палубы первого класса. Можно понять состояние Распутина, он несколько дней в дороге, последнюю ночь вообще не спал. По своим понятиям считает своим долгом солдат покормить. Пошел наверх к командиру, видимо, объясниться, но нарвался на грубость и хамство. Возможно, командир вначале и не знал, с кем имеет дело, наверное, думал, простой крестьянин. В конце концов какую-то провизию солдатам старец купил в буфете, дал им денег. А после обеда стали петь духовные песни, как это было часто заведено у Распутина. Потом пошел к себе в каюту и, возможно, прямо за столом заснул. Покидая пароход, Распутин, видимо, для того, чтобы дать командиру и команде пример милосердия, положил в копилку Красного Креста (они во время войны были установлены всюду) 50 рублей. Уходил он не с матросами, а со своей охраной. В общем, кроме процитированных нами документов, в анналах жандармерии и полиции никаких материалов нет.
Так было на самом деле. А теперь посмотрите, как эта история была фальсифицирована руками человека, призванного блюсти закон и справедливость — директора департамента полиции Белецкого в его придуманных «записках». По этому отрывку можно судить о качестве «записок» Белецкого вообще. «Распутин... едучи на пароходе с Мартемианом (тюменским игуменом. — О.П.), в пьяном виде наскандалил на пароходе, где после пьянства и плясок с новобранцами избил лакея, за что и был высажен капитаном парохода на берег, о чем был составлен полицией протокол. Полиция, однако, протокола по подсудности не направила, имея предписание считаться с личностью Распутина и затушевывать подобные факты поведения его, и отослала этот протокол губернатору Станкевичу, который... препроводил кн. Щербатову всю переписку по делу в копии. Кн. Щербатов осведомил об этой переписке и Председателя Совета министров И.Л. Горемыкина. Об этом проникли слухи в думские сферы... Дело должно было разбираться в волостном суде, так как потерпевший лакей отказался от примирения. Это обстоятельство сильно беспокоило Вырубову и Распутина, который отрицал правдивость протокола, хотя Мартемиан в беседе со мною подтвердил справедливость всех деталей скандала». В этом отрывке видно, что ни слово, то искажение фактов. Начнем с того, что Мартемиана в этой поездке, как мы знаем, не было. Не было ни драки, ни протокола, ни высаживания на берег, ни лакея, отказавшегося от примирения, ни волостного суда. И соответственным образом не существовало переписки. Об этом ясно свидетельствуют приведенные нами материалы Тобольского жандармского управления.
Но Белецкому этого мало. Он продолжает эту историю рассказом о том, как тобольский губернатор Станкевич приезжает в Петербург с подлинными материалами этого на самом деле несуществующего дела. «Станкевич, — пишет Белецкий, — привез, однако, и второе дело о Распутине по обвинению его в неуважительном отзыве в пьяном виде об императрице и августейших дочерях. Дознание по этому делу велось жандармским управлением...» Как мы уже знаем, такого дела не существовало, хотя похожее на него фабриковалось по поручению Джунковского, но было замято за неубедительностью.
В общем, вся жизнь Григория Распутина проходит на виду у полиции. Из слежки за Распутиным местного жандармского наблюдения видно, насколько лживы уже цитированные нами так называемые выписки из дневников наружного наблюдения.
Итак, снова сводки тобольской жандармерии.
15 августа 1915 года в Покоровское к Распутину приезжал игумен Тюменского монастыря. По приезде он служил литургию, а потом гостил у Распутина. 17 августа на пароходе «Пермяк» возвращается в Тюмень.
«Сообщаю Вашему Высокоблагородию, что 20 августа в село Покровское к Григорию Распутину приезжала жена ялуторовского нотариуса Елена Пату-шинская, а 22 августа она выезжала на пароходе «Сухотин» в Тюмень».
«Жандармскому полковнику Добродееву от ротмистра Калмыкова.
Совершенно секретно.
В селе Покрорском с 20 августа с.г. проживает без определенного занятия прибывший из Тобольска помощник присяжного поверенного Алексей Николаевич Конюхович, который часто бывает у Григория Распутина.
31 августа епископ Варнава прибыл на пароходе из гор. Тобольска в село Ярковское, откуда на высланных лошадях проехал к Распутину».
9 сентября 1915 года Распутин приезжал из Покровского в Тюмень на свидание с сыном — ратником ополчения 2-го разряда, зачисленного в 7-ю роту 35-го запасного стрелкового батальона. Останавливался у тюменского мещанина Стряпчева, а также гостил у настоятеля Тюменского монастыря, а 12 сентября вернулся в Покровское.
25 сентября Распутин уехал в Петроград.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД

Последний год был для Распутина необычайно тяжелым. Клеветническая кампания, развязанная врагами России, удалась. В общественном сознании сформировался образ Распутина как дьявола во плоти. Хотя большинство его почитателей не верило клевете и относилось к Распутину по-прежнему, он ужасно переживал, мало спал, чувствовал себя подавленным.
Он продолжал заниматься своей общественной деятельностью, но эффект от нее становился все меньше и меньше, так как все его благие намерения и поступки истолковывались в самом извращенном духе.
Травля не прекращалась ни на один день. Появились десятки фальшивых документов, поддельные дневники, фотографии.
Однажды, уже известный нам Дувидзон привел в редакцию молодую женщину, представив ее как внебрачную дочь Распутина, которая хочет опубликовать скандальные записки об интимной жизни своего «отца». Правда, подделка вскрылась сразу же, и Дувидзона осадили, ибо на суде было легко доказать, что эта особа никакая не дочь, а жительница одного белорусского местечка.
Да что фальшивая дочь! Появляется фальшивый двойник самого Распутина, который, одетый и загримированный под «старца Григория», заходил в разные злачные заведения, устраивал там непотребства, а потом сбегал. О существовании такого двойника Распутина рассказывала его настоящая дочь Матрена.
О том, что существовал «двойник» Распутина, рассказывает в своих мемуарах и М.В. Родзянко. «Считаю не безынтересным упомянуть, что мне рассказывал граф М.Д. Граббе (атаман войска Донского. — О.П.), — пишет Родзянко. Его пригласил к завтраку известный князь Андронников, обделывавший дела через Распутина. Войдя в столовую, Граббе был поражен, увидев в соседней комнате Распутина (дело было уже после убийства Распутина. — О.П.). Недалеко от стола стоял человек, похожий как две капли на Распутина. Андронников пытливо посмотрел на своего гостя. Граббе сделал вид, что он вовсе не поражен. Человек постоял, постоял, вышел из комнаты и больше не появлялся».
Однако дела этого «двойника» (или «двойников») легко могли быть проверены, так как за настоящим Распутиным велось постоянно наблюдение.
По рукам ходило огромное количество фотографий, где Распутин был снят во время якобы кутежей, оргий или даже в постели с женщинами. Фабриковались они самым грубым образом. «Среди разного рода бумаг, отобранных при обыске, — пишет следователь Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Романов А.Ф., — была найдена фотография, на которой в обстановке оконченного обеда или ужина (стол с остатками еды, недопитыми стаканами) изображены Распутин и какой-то священник со смеющимися женщинами. Сзади их балалаечники. Впечатление кутежа в отдельном кабинете. При ближайшем исследовании этой фотографии было обнаружено, что на ней вытравлены две мужские фигуры: одна между Распутиным и стоящей рядом с ним сестрой милосердия, а другая — между священником и стоящей рядом с ним дамою. В дальнейшем оказалось, что фотография была снята в лазарете имени Государыни после завтрака по поводу открытия. Кажется, полковник Л. и еще другой господин взяли под руки — один Распутина и сестру милосердия, а другой священника и одну даму, привели их в столовую, старались их рассмешить и в таком виде их сфотографировал заранее приглашенный фотограф. Затем инициаторы вытравили свои изображения...»
Появляется, ходит по рукам фальшивый «дневник Распутина», наполненный такими неприличными и гнусными подробностями, что удивляешься, каким законченным мерзавцем надо быть, чтобы сфабриковать такое «сочинение».
В Центральном государственном архиве есть экземпляр этого дневника. Познакомим вас с некоторыми фрагментами из него.
«Дневник Распутина» и 2 письма «Мушки» (писанные якобы. под диктовку Р. «Мушкой» — Акилиной Никитишной Лаптинской, монашкой, у которой изгнали «беса» и проживающей у Р. в качестве секретаря).
Переписывал Крамер Л.П. с черновиков Гедылин «с сохранением старой орфографии».
ДЕВКИ ТОЖЕ ХОЧУТ ПРАВИТЬ
Я с Катей вожусь потому, что мне уж очень она по ндраву пришлась и я постоянно думал, что телом за тело платит.
А вчера она меня удивила. Вот говорит Катя: «Надо мне одно дельце сделать, а за это... сулил пять тысяч дать. Стал спрашивать, какое дельце. Оказалось, что одного купчика-голубчика, он тоже к Кате вхож, надо от войны, спасать. Не хочет с немцем воевать...
ЛЕЛИЧКА — КАК МОЯ ДУША
...Приходит Аннушка, принесла письмо от Папы... Папа пишет: Обрати внимание мамы на то обстоятельство, что мое положение становится невозможным, так как все назначения идут от старца (от меня значит) и выходит я не властелин, а исполнитель воли подозрительного старца...
Когда мне Аннушка прочла письмо Папы, то я послал яво к черту. Однако подумал надо что-нибудь ответить и сказал Аннушке вот пойдешь к Маме и скажи что нам надо совет держать о этом, как рты закрыть...
ЕЖИХА
И до чего всех подлость заела. Приходила ко мне Ежиха — хатит взять подряд на белье. Расчитала окаянная баба, што с такого подряда может она нажить не менее 100 000 р. Врет стерва, почитай все 500 000 наживет... А ко мне сунулась с десятью тысячами.
Послухал я и плюнул. Не хочу для тебя огород городить. «Дам подряд» говорю «только с уговором — работать пополам, потому что на плечах ни тыква, а голова»...
ОТЕЦ МАРТИАН
Ежели прохвост идет прохвосту так для чего шапку ломать? А ежели в прохвостах состоит поп, то он без пакости не может никак...
(А дальше история — плод развращенного воображения о распутстве и подлости священника — придуманная человеком, яростно ненавидевшим православие.)
...пока окаянный поп М-н веревочку вил, виляя хвостом, копал яму на благочинного — случилась беда. Агрипина в монашестве Евлампия попалась под пьяную руку озорному попу М-ну... Тот ее и споганил... обещал чтоб грех прикрыть — наградить... Ну и наградил, как пошли у девки сыпи...»
В таком духе на 101 листе идёт «исповедь», в которой пачкается всё, что можно запачкать, — церковь, царское семейство, Русское государство. Русские люди показываются тупыми, развратными мошенниками. Повествуется о распутстве царя и царицы и даже царских дочерей.
На 15 листах для пущей убедительности к «дневнику» подклеена бумажка, по-видимому, с настоящей подписью Распутина. Скорей всего отрезана от какой-то из его записок.
Дневник фальсифицирован кем-то из знакомых из окружения Распутина, — у него есть его подлинные записки, он слышал обрывки разговоров, знает и чиновников (Хвостова, Белецкого).
Он знает, что между царём и царицей существует выражение «солнышко», только применяет его неправильно по отношению к наследнику, ибо последний в общении между царём и царицей назывался «солнечный луч» «Солнышком» была сама царица.
В дневник вставлено фальшивое «письмо» Распутина к царице, из которого следует, что он немецкий шпион, что царица передает военные сведения германскому штабу, помогает немецким шпионам, пытается влиять на царя в пользу немцев.
Некоторые страницы «дневника» напоминают аналогичный фальшивый «дневник» Вырубовой, сочиненный писателем Толстым. Приведём два эпизода: «Восемнадцатое марта. Опять эта шкура Терехова приходила... Была вчера со мной у Соловьевых... И чего придумала. Уж как было пито и перепито заставил меня записку написать. А я написать написал и позабыл в тумане и в дурости был.
А нынче звонит мне Бел... Всё мол сделал, да пахнет нехорошо.
А я никак не соображаю в чём дело-то. Послал лобастого узнать про что он говорит.
И вышла чертовщина... Я как очумелый в бабьей наготе, спьяна написал:
«Прошу этому окаянному генералу Сад... выслать пропуск немедленно телеграфно».
Белец... послал.
А оказалось, что его на границе задержали с бумагами. Вот...
Кинулся я к Белецкому. Что хошь делай, а выручай, потому с пьяных глаз... Баба шлюха вырвала.
Докатилось дело до проклятого Хвоста, а он и рад ему бы одним концом по моей голове, а другим по Бел.
Только врёшь — ты хитрый, а я сильный. Вот.
Добился бумажки от Мамы. Она через Ольд... чтоб этого генерала к чёрту через границы не пущать... пущай теперя в тюрьме попишет за дело. Не лезь через шлюху к Господу. Вот.
Третье апреля. Как подумаю, так Питер супротив Москвы монастырь. Тут прямо Бога тешим, а там... что золота, что вина, что баб — так тошно... А орудует кто ? Не купцы бородатые, не дворяне важнющие... а пара выкрещенных шлюх польские графья без портков... ну и княгинюшки, из полюбовниц которые... А всех лучше работают бляди крещеные. Люблю их за разум, за жидовскую увёртку.
Меня вызвали.
Пили... пели... поганили где ели, там срали... а я всё жду пущай думаю скажут зачем звали неужели своих е... мало неужто паскудить без меня некому?
Выяснили...
Главное надо с десяток жеребцов купеческого большого роду тут оставить, чтоб и погоны и крестики, да в тылу... За двух таких двадцать козырей дали... На них больше доносы были. Потом два подряда устроили: одному на шапки двадцать пять козырей отчислил, а другому на валенки семьдесят дал...»
Вот так работали враги России.
Последние месяцы Распутина проходят в хлопотах по канонизации Иоанна Максимовича в Тобольске. В этом деле ему противостоит множество противников.
В июне 1916 года он находится в родных местах, 29 июня он направляется в Тобольск на торжества по канонизации, прибыл рано утром. С ним была Головина, Манчтет и ещё несколько его почитательниц. Побывали у губернатора, у епископа Варнавы и, наконец, посетили Иоанновский женский монастырь. Торжество и канонизация прошли очень хорошо. Оттуда Григорий послал царице телеграмму:
«Царское Село. Её Императорскому Величеству Государыне Императрице Александре Фёдоровне. Благочинно и Богонравно справил торжество. Губернатор справил так как есть крепко и смирно. Святитель Иоанн Максимович благословляет край, призывает к себе толпы народа у реки солнце выходит тёплое. Григорий Новый.»
Это было последнее большое общественное дело, которое удалось совершить Распутину. Но за своей спиною Григорий уже чувствует смерть. «Знаешь ли, — говорил он, — что я вскоре умру в ужасных страданиях. Но что же делать? Бог предназначил мне высокий подвиг погибнуть для спасения моих дорогих Государей и Святой Руси...»

продолжение

Наверх
На главную страницу
На карту сайта
Hosted by uCoz